Архив В.Высоцкого
Решили отвезти архив к Давиду Боровскому как к самому надежному человеку. Это предложила Марина. И 29 июля или чуть позже мы перевезли архив к Боровскому. Тут надо сказать, что вначале родители ни во что не вмешивались. Они во всем доверяли Марине и считали, что все, что она делает — правильно. Отношение было такое: «Мариночка, Мариночка, Мариночка...» Но потом, когда Марина улетела, позиция у них переменилась: они стали требовать, чтобы архив вернули домой. Видимо, КТО-ТО стал влиять...
Родителям внушили, что вот Янклович женат на иностранке (брак с Барбарой Немчик уже был зарегистрирован), а Марина вообще -иностранка... Они хотят вывезти архив за границу и там продать его.
И родители говорят, что архива они вообще не видели и хотят на него взглянуть. Пожалуйста, мы ничего не имеем против. Они «взглянули». После этого мы решили срочно переснять весь архив, а потом передать его в ЦГАЛИ...»
Тем временем, друзья ушедшего поэта пробивали сквозь рогатки свирепствовавшей цензуры первые публикации о нем после его безвременной кончины. 31 августа в газете «Советская Россия» увидела свет первая публикация подобного рода: Алла Демидова написала статью «Таким запомнился».
Валерий Золотухин отметил это событие строчками в своем дневнике: «Теперь началась конкуренция у гроба. Кто скажет первый... Кто напишет скорее, кто вперед оправдается».
Следующей посмертной публикацией в центральной прессе станет статья кинодраматурга Эдуарда Володарского в декабрьском номере «Советского экрана» под названием «Среди непройденных дорог одна — моя». На этом «поток» статей в центральной прессе иссяк, власти боялись излишней популяризации умершего артиста, напуганная размахом его похорон и поистине всенародной скорбью власть внезапно для себя осознала, что смерть этого бунтаря совершенно не сняла проблемы его популярности. Более того, власть воочию наблюдала неслыханный рост этой популярности по своим масштабам, кажется, даже более огромной чем прижизненная слава этого человека.
И вот тогда, почувствовав и осознав все это, и поняв, что сопротивляться этому бессмысленно, власть решила взять инициативу в свои руки и направить этот процесс в нужное для себя русло. Им не нужен был мученик Высоцкий, замученный режимом, им нужен был поэт, сложно воспринимавший окружавшую его действительность, но лояльно настроенный по отношению к существовавшему в стране режиму.
Идеологи со Старой площади прекрасно просчитали ситуацию: так как вся сила и власть у них, то значит родные и близкие поэта, а также его друзья, пекущиеся об увековечении памяти Владимира Высоцкого в стихах, пластинках и т. д. вынуждены будут пойти на компромисс и беспрекословно выполнять все их, идеологов со Старой площади, советы и рекомендации. Началась компания по «кастрации» творчества Владимира Высоцкого. «Неужели я вам нужен таким?» — пророчески вопрошал за семь лет до своей смерти поэт. Но он был теперь мертв, а живые хотели жить.
Наблюдавший за всем этим из-за океана Павел Леонидов с грустью писал: «А Володю жалко, нет слов. Его, мертвого, выдали ЦК КПСС. Жена Марина и отец Семен Владимирович. Ну, с Марины взятки гладки. Она ведает, что делает, а отец ведь точно не ведает, что творит: он глуп, прости меня Господи, и разбирается лишь в женщинах, зажигалках, которые коллекционирует лет двадцать, и в сечении проводов связи — это как полковник-связист в отставке. Думает за него полжизни жена его Женя, умница-армянка, так что предать Вову-— ее грех, не его, уверен. Хорошо еще, что не запутали в эту мразь, в эту грязь, маму Володину, Нину Максимовну, жену Люсю и ребятишек. Однако, боюсь, и их втянут.