«Летят утки»
Вооружённые всеми этими знаниями, сделав все оговорки, вернёмся в год 1966-й, коль скоро с него мы и начали говорить в этой главе о песнях Галича, и попробуем определить и по возможности датировать песни, написанные в этот период: с января по декабрь 1966-го включительно.
Предварительно надо сказать, что год этот был не только очень плодотворным для Галича, но и довольно трудным для определения датировки песен. В этот год на всю страну зазвучала его ироническая баллада о переродившемся марксисте, которая была написана накануне. В этот год в песнях Галича зазвучали ирония и сарказм в адрес «внутренней политики нашей партии» («Баллада о том, как едва не сошёл с ума директор антикварного магазина...» и «Песня о твёрдой валюте»), появились и другие темы, касаться которых в таком лёгком жанре как песня (и отнюдь не «патриотическая» в тогдашнем советском смысле) было не только не принято, но и опасно («Неоконченная песня»). Галич заговорил не только о «перегибах» сталинских лет («Караганда», «Аве Мария»); наряду с продолжающейся темой преодоления последствий культа, появились песни о преследованиях творческой интеллигенции в позднейшие времена («Памяти Б. Л. Пастернака»; «Вальс-баллада про тёщу из Иванова»). От вопросов искусства Галич перешёл к темам философским — губительности единомыслия («Закон природы»), возможности и необходимости сопротивления системе («Летят утки»).
Пользуясь методами, описанными в предыдущей части статьи, получим список песен, расположенных по мере их появления в авторских фонограммах. Выделим ту его часть, которая расположена между двумя точно датированными магнитозаписями, наиболее близкими к краям выделенного нами периода. Ранней границей списка окажется день 15 декабря 1965 года, когда Галич выступил на сборном вечере в ЦДЛ. В этот день из четырёх прозвучавших его песен одна оказалась новой: «Салонный романс». Более того, анализ всех фонограмм показывает, что запись этой песни в ЦДЛ — первая из всех известных на сегодня. До этого выступления, по нашим данным, в репертуар Галича одновременно вошли «Цыганская песня» и «Баллада о прибавочной стоимости», и уже затем — «Композиция № 27, или Троллейбусная абстракция». Ни на одной из первых фонограмм, содержащих три названные сочинения, следов «Салонного романса» ещё не наблюдалось. К тому же текст его, взятый с фонограммы Дома литераторов, ещё нельзя назвать устоявшимся — это исполнение явно близко к моменту написания песни. А именно:
— первая строфа в привычной нашему слуху строке «Играют в преступную страсть» содержит пока слово запретную (больше такой вариант не встречается);
— в некоторых строфах повторяется последняя строка (эти повторы сохранились ещё только на двух последующих фонограммах);
— седьмое четверостишие также в такой редакции, которая в следующей фонограмме уже изменена:
На карте истории некто Возникнет, подобен мазку,
И правнук лилового негра Приедет учиться в Москву;
— последующие четыре строки отсутствуют, что, судя по упомянутым повторам, согласно первоначальному авторскому замыслу, позволяет разделить стихотворение на восьмистишия (это отсутствующее четверостишие появится уже в следующей фонограмме);
— и наконец, — финал, который в этой (и в одной последующей) фонограмме звучит так:
Под пеплом забвения стены, Ни дат не осталось, ни вех.
А нашу Елену, Елену — Не греки украли, а век!