Связь
Связь «Возвращения на Итаку» со стихами «Квартира тиха...» тем более вероятна, что эти стихи отразились и в другой песне Галича, относящейся к тому же 1969 году, — «Ещё раз о чёрте» /294-296/. Мандельштам, получив злополучную квартиру, размышляет о том, за какие услуги полагается такая награда и к какому поведению она его теперь обязывает. Например, обязывает «Присевших на школьной скамейке // Учить щебетать палачей». Похожие слова говорит чёрт герою Галича: «И ты будешь волков на земле плодить // И учить их вилять хвостом\» Далее в стихах о квартире: «Какой-нибудь изобразитель, // чесатель колхозного льна, // Чернила и крови смеситель Достоин такого рожна». То же смешение упоминается в разговоре с чёртом: «И я спросил его: — Это кровь?II— Чернила!— ответил он». Оба автора поднимают тему предательства по совести — Мандельштам: «Какой-нибудь честный предатель... такую ухлопает моль»; Галич: «И ты можешь... друзей предавать гуртом». Родство этих произведений весьма вероятно — в обоих речь идёт о плате за бесчестие и, наверное, в обоих — о профессиональной совести писателя. Можно предположить, что и Галича в момент создания песни о чёрте волновали, прежде всего, те компромиссы, которых требует система от творца.
Названными претекстами коннотации «Литераторских мостков» не исчерпываются. К мандельштамовскому интертексту добавим песню «Вот пришли и ко мне седины...», здесь же вероятны отсылки к поэме В. Маяковского «Во весь голос» («Обращаюсь с мольбой к историку...» и т. д.).
Негативный голос, профанный текст «Возвращения на Итаку», построен на мотиве «Рамоны», который проходит через всю песню, прежде всего в форме цитат в «заставках». Здесь из реализованного претекста взят его стилистический смысл — банальность, профанность. При этом младший текст— даже не сама «Рамона», а вся профанная культура. Но его можно прочесть и в другом коде, трагическом, и тогда претекстом будет именно «Рамона», а её невинный и глупый лепет о сусальной южной любви покажется издевательским или двусмысленным («везде и всюду только ты» — после слов о жирных пальцах и т. п.).
Анти-культура и анти-слово имеют в песне те же несколько типичных воплощений, что и в «Литераторских мостках» в целом.
1) Грубое просторечие (блатарь, выпив ханжи, гоняли, в других песнях сука рублевая, «Он вьшамывал, шкура, замашки буржуйские» и т. п.). Заметим, что такое использование грубой лексики следует никак не модели Пастернака (версия самого Галича), а скорее мандельштамовской— Пастернак утверждал быт в правах поэтического, Мандельштам — низкой лексикой передавал низость, абсурд и кошмар сталинских лет.
2) «Заставки» и отдельные слова, относящиеся к эстрадным или народным плясовым, кабацким, застольным песням, особенно — бессмысленные, «ономатопоэтические» припевки наподобие тру-ляля; аллилуйя; бассан, бассан, бассана; куплетики на чужих языках, которые звучат для русского уха как бессмысленные, — к этому ряду примыкает пошлая «Рамона». Подобные элементы текста суть знаки деградации: культура нисходит к простейшему примитиву, к «одноклеточному уровню».