Космос хаос
Сакральное и профанное слово маркируют противоположные состояния мира: космос хаос. Хаос простейших элементов— вот что такое бессмысленная речь Галича. Есть у певца слово, едва ль не самое характерное в его поэтической речи,— шалман. За ним — очень важный образ и локус Галича, и именно этому месту — кабаку, шалману — часто соответствуют припевки и «глоссолалии». В поэтическом смысле кабак — это хаотизированный мир, в котором всё смешано, несерьёзно, место для пропоя всего ценного. Как говорится, базар-вокзал. Инвариантный шалман Галича дезориентирован в пространстве. Если Софийский собор у Мандельштама смотрит окнами на четыре стороны света, а за купол «как на цепи, подвешен к небесам», то галичевский шалман, наоборот, не расположен, а брошен на самую мусорную окраину мира, куда попало и как попало. Он притулился возле вокзала — у большой дороги, у проезжего тракта, — или на воде («Заклинание»), или на колесах («Ночной разговор в вагоне-ресторане») — как-то без почвы. Для дома место у дороги равносильно месту нигде (ср. положение «старого дома» у Высоцкого, русского пансиона в «Машеньке» Набокова и т. п.); дом на воде внушает подозрение и страх (такие зловещие образы есть в прозе В. Распутина, у Достоевского — сравнение комнаты Рас-кольникова с каютой, корабль как гибнущий мир у Г. Гауптмана, И. Бунина и других). Шалман — это хаос, а припевки и куплеты — язык хаоса, или хаос языка57.
3) Ритм: песенные, плясовые мотивы соответствуют лрофанно-му миру и профанному голосу в тексте. В полиритмических композициях, которые для Галича весьма характерны, профанному голосу соответствуют отрезки более динамичного текста — короткие стихи, двусложные размеры (против глубоких некрасовских трёхсложников), мажорный подвижный аккомпанемент, иногда с указанием на конкретный музыкальный образец: «В мазурочке II То шагом, то ползком //Отправились два урочки // В поход за языком» /248/. Ср. также «Фантазию на русские темы для балстайки с оркестром...». Эту закономерность поддерживает даже такой короткий текст, как «Век нынешний и век минувший»: великому прошлому — возвышенный четырёхстопный анапест, низкому настоящему — лёгенький ямб-4. Вот уж точно, каждому — своё. Галич специально берёт узнаваемые ритмы, обладающие сильным семантическим ореолом — песенные, романсовые, «кабацкие», плясовые, блатные.-Складывается ещё один интертекст— музыкальный, что естественно: синтетическому тексту соответствует синтетический интертекст. О роли цыганских мелодий в песнях Галича уже говорилось58. В «Балладе о сознательности» легко узнать другую ритмическую и мелодическую подоснову — «Марсель» А. Левинтона, который был известен Галичу, видимо, как народная песня. Словесные тексты Галича и Левинтона также связаны — в «Марселе» речь идёт о победе коллективистского «сознания» над индивидуальным, природным «подсознанием», у Галича сознательность побеждает природу. Различие состоит в том, что ирония Галича адресована идеологической : системе, Левинтона — «сознательному» продукту этой системы.