Все мифы
Но самое главное, что плеяду Александров в семантике трилогии Галича завершает пятый Александр — сам автор. Все мифы в системе цикла проецируются на биографический миф самого Галича, и фигуры Полежаева, Блока и Вертинского становятся аргументами в попытке понять судьбу поэта в современной Галичу России, отрефлексировать собственную судьбу, вписать её в авторитетный контекст.
Александр Галич ощущает себя всеми тремя героями: беспомощным перед лицом власти, пострадавшим от доносов Полежаевым («...Доносы и наветики // Страшнее, чем картечь!..»); брошенным в кабацком чаду богом-Блоком и очутившимся в чужой эпохе человеком — Вертинским. Следовательно, цикл «Александрийские песни» строится таким образом, что каждая из частей, воплощая определённую грань судьбы поэта в России, в системе восходит к судьбе Пушкина (поэта поэтов) и проецируется на судьбу Галича (современного поэта). То есть «Александрийские песни» являют собой смысловое единство, основанное на системе биографических мифов, но призванное сформировать автобиографический миф поэта Александра Галича. Цикл А. Галича, будучи, как всякий цикл, сознательно организованным контекстом, сам, в свою очередь, существует в контексте истории русской поэзии.
Е. В. КУПЧИК. СЕМАНТИКА ЦВЕТА В ПОЭЗИИ АЛЕКСАНДРА ГАЛИЧА
Цветовая картина мира личности, воплощающая, пусть и не непосредственно, особенности мировоззрения и мировосприятия человека, находит языковое выражение прежде всего в колоративной лексике. Слова соответствующей лексико-семантической группы в совокупности их прямых, переносных, символических значений нередко играют весьма значительную роль в произведениях художников слова.
По справедливому замечанию Л. Г. Фризмана, «цвет в поэзии Галича— это особая тема, до которой, кажется, ни у кого ещё не дошли руки, но которая ждёт отдельного и обстоятельного исследования». Одним из аспектов данной проблемы является характеристика цветовых доминант — «главных» красок палитры художника.
На основании анализа поэтических текстов А. Галича можно сделать вывод о многообразии представленной в них колоративной лексики: белый цвет упоминается 37 раз, чёрный— 33, красный— 15, синий— 15, зелёный— 8, жёлтый— 7, рыжий— 6, золотой— 6, серый — 6, сизый — 3, розовый — 3, цвета охры — 3, цвета сурика — 3, голубой— 2, пегий— 2; по одному разу— алый, багровый, ржавый, медный, серебряный, бирюзовый, лиловый, фиолетовый, седой, кремовый, грязно-белый, грязно-синий, грязно-жёлтый, лазурный, небесный, разноцветный, пёстрый. Самыми употребительными, таким образом, оказываются «основные ахроматические и хроматические цвета, наиболее традиционно выделяемые человеком... тона простые и максимально насыщенные». Из цветов солнечного спектра чаще других употребляется красный, меньше— фиолетовый; номинаций оранжевого цвета не зафиксировано. Среди обозначенных Галичем цветовых оттенков выделяется в количественном отношении группа красного цвета. Цветовая лексика представлена у поэта главным образом качественными прилагательными; из прилагательных изначально относительных употреблено лишь несколько (золотой, серебряный, медный, ржавый, розовый) в единичных случаях. Подавляющее большинство лексем представлено прилагательными в полной форме, причём не имеющими суффиксов ни субъективной оценки (рыженький — едва ли не единственное исключение), ни неполноты качества. Лексемы со значением цвета употребляются чаще всего в прямом номинативном значении, которое служит отправной точкой для движения художественной мысли «по пути сложных поэтических ассоциаций, причём используются смысловые и эмоциональные возможности слова, заложенные в нём». Белый, чёрный и красный, составляющие традиционную, имеющую глубокие мифологические корни цветовую триаду, а также синий являются в творчестве А. Галича важнейшими из цветов. Будучи наиболее частотными, данные обозначения несут и существенную смысловую и художественную нагрузку, реализуя в текстах как прямые, так и символические значения.