Богиня Судьбы
И всё же речь идёт об очень важных и значимых понятиях и категориях, возникает следующий, весьма существенный, в чём-то ключевой для произведения мотив — миссии поэта и поэзии, которая должна быть достойна великих предшественников — классиков Золотого века. Отсюда — аллюзии и реминисценции — ссылки, быть может, на Лермонтова («эполеты»), на Грибоедова («Чтоб ни словечка больше в простоте!») — то, что встретится ещё и в дальнейшем:
Пора сменить — уставших — на кресте,
Пора надеть на свитер эполеты
И хоть под старость выбиться в поэты,
Чтоб ни словечка больше в простоте!
А в четвёртой строфе (она по существу центральная в этой части) в поэму вступает та самая тема-образ, которая была обозначена автором как заглавная и, очевидно, требует некоторых пояснений, быть может, даже расшифровки: «Как сладко всем в такую полночь спится! // Не спит — в часах — песочный человек». Кто он — этот песочный человек, почему он тут противопоставлен всем— мирно спящим людям? — Ответы на эти вопросы отчасти можно почерпнуть в следующей строфе:
О, этот вечно тающий песок,
Немолчный шелест времени и страха!
О Парка, Парка, сумрачная пряха,
Повремени, помедли хоть часок!..
В поэму властно вторгается ещё одна ключевая тема— неумолимого Времени и Богини Судьбы, прядущей и обрывающей нити человеческих жизней. И, возможно, сам образ песочного человека — это время в людях, вечно тающий песок — уходящее время, чья неумолимость и необратимость порождает стремление если не «остановить мгновенье» (вспомним «Фауста» Гёте), то хотя бы замедлить его движение, укрыться от него... Но тут надо сделать небольшое отступление.
Сам образ песочных часов и связанный с ним мотив люди — песчинки — не нов в нашей поэзии, Так, лет за десять до поэмы Галича он промелькнул в одном из стихотворений зарубежного цикла А. Вознесенского «Марше О Пюс. Парижская толкучка древностей» (1963). И что характерно, образ времени, заключённого в песочных часах, здесь непосредственно проецируется, преломляется через судьбы и души человеческие:
...век пещерный, век атомный,
душ разрезы анатомные,
вертикальны и косы,
как песочные часы...
Ощущая враждебность времени, в котором как бы скрестились, пересекаясь, такие полярные и в обоих случаях губительные для человека начала («век пещерный, век атомный»), поэт приходит к весьма грустному и даже пессимистическому выводу: «...мы— песчинки,// мы печальны, как песчинки, // в этих дьявольских часах», — хотя и пытается волевым путём, во многом декларативно противостоять всесилию времени и обстоятельств:
...не пищите!., мы в истории
лишь на несколько минут,
мы — песчинки?
но которые
жерла пушечные рвут!
Вместе с тем весьма характерно, что, включая это стихотворение 20 лет спустя в своё трёхтомное собрание сочинений, Вознесенский снял последние, излишне оптимистичные и самонадеянные строки, заменив их отточием в конце предыдущей строфы...