Стремительная развязка
Всё возрастающее обострение социальных противоречий в обществе, неизмеримый разрыв в самом образе жизни народной массы («И вот уже руки // Повисли, как плети, // И ноги не ходят, // И волосы седы») и — партийно-номенклатурной «верхушки», на каждом новом этапе приумножающей своё благосостояние и привилегии, что и по смыслу, и даже интонационно-ритмически дано здесь как бы в продолжение уже прозвучавшего раньше, в четвёртой главе, куплета работяги о «народных слугах», которые мчатся на машинах «в дачное царство, в казённый уют» и по пути обдают народ грязью.
И там, и тут — трёхсложный размер, только на сей раз «чистый» дактиль сменился более сложным — на основе амфибрахия — размером, в центральной и, несомненно, ключевой строфе этой главы, переходящим в дольник с особо выделяющейся, «ступенчатой» строкой:
А вы:
«Победы» меняли на «Волги»,
А после:
«Волги» меняли на «ЗИМы»,
А после:
«ЗИМы» меняли на «Чайки»,
А после:
«Чайки» меняли на «ЗИЛы»...
В калейдоскопе зрительных образов этой строфы, в стремительной монтажной смене кинематографических кадров — марок проносящихся машин перед нашими глазами как бы проходят «эпохи» — временные отрезки новейшей истории страны, связанные с пребыванием у власти партийных правителей — от Сталина, Хрущёва и Брежнева до их последователей.
В завершение этой главы социальное противостояние предельно заостряется, и в ответ на очередные призывы — «тосты» — во славу победы («Ну, пусть не сегодня, // Так — завтра, так — в среду! // Достройте!.. Добейте!..//Дожмём!.. Приурочим!..») мы слышим от имени работяги чёткую и недвусмысленную оценку обюрократившейся власти и навязываемой ею народу утопии:
А мы, между прочим, Давно — положили — На вашу победу!..
Так завершается кульминационная седьмая глава, после которой, как положено в таких случаях, следует стремительная развязка: все три главных персонажа или действующих лица (работяга, хмырь и официантка Света) раскрываются здесь в своей сущности и вместе с тем предстают перед нами не в какой-то упрощённой, одноплановои трактовке и освещении, изображены не одной краской, а напротив, — с использованием полутонов, выпукло, стереоскопично, в живом и конкретном человеческом облике.
При этом каждая из трёх строф этой главки содержит лаконичную, ёмкую и вместе с тем законченную характеристику персонажа, одновременно как бы представляющего и определённое общественное, даже — более широко — социально-философское явление.