Официальный язык
Очень определённо о типичности образа Жданова высказался В. Аксёнов: «Зощенко и Булгаков открыли этот тип в двадцатые годы. <...> Пройдя сквозь кровавую парилочку тридцатых, зощенковскии банщик и булгаковский шарик стали Ждановым. Колумбы, открыватели типа, были объявлены уродами.<...> Вот, в сущности, главный конфликт времени, идеально короткая схема: "Зощенко — Жданов"»28.
— Пусть гаолян Нам навевает сны...
Сел чудак за стол и вжался в угол,
И легонько пальцами постукал, —
ещё один явный драматургический приём: автор не рассказывает про состояние героя, а показывает его.
В своих песнях Галич часто использует подобные «непарламентские» выражения. Делается это с определённой целью: сочетание вульгаризмов с глубокой философичностью содержания даёт особый эффект.
«Я очень много пользуюсь — особенно в жанровых вещах — грубым уличным жаргоном. И это делается не для эпатажа, не для того, чтобы кого-то раздразнить, кого-то позабавить. <...>
Потому что тот официальный казённый язык настолько лишён какой-либо мысли, информации... И вот от этого собачьего языка просто иногда хочется взвыть. <...>
Естественно, что когда в середине пятидесятых годов из лагерей хлынула огромная масса — миллионные массы заключённых вернулись, так сказать, в жизнь, они принесли с собой свой жаргон, свой язык. Этот язык стал входить постепенно в уличный язык, и не только в уличный, но стал входить в нормальную бытовую гражданскую речь. И для того, чтобы противопоставить, как-то оторвать русский язык — замечательный, изумительный язык (наша гордость, наша любовь, наша родина — это наш язык), — так вот чтобы оторвать его как-то от этого официального, мы умышленно стали пользоваться жаргоном, грубостями. Кстати, русские грубости ведь не несут в себе ничего непристойного, они — просто как бы литературное, фонетическое укрупнение, так сказать, определённых эмоций.
<...> И поэтому я такое огромное значение придаю поэтическому языку, ищу его всюду — в трамваях, на улице, в пивных, в больницах».
Тот же творческий принцип применяет и М. Зощенко:
«Постепенно читатели привыкают к короткой фразе, к языку моих персонажей, подслушанному на улице, на собрании домкома, в пивной».
И ещё:
«Я стараюсь приблизить свой язык к живой речи, с которой я сталкиваюсь в быту. Не проходит вечера, чтобы я не занёс в записную книжку какое-нибудь словцо, обрывок фразы, уличный выкрик, осколок будущего сюжета. Потом в рукописи я заделываю швы, стараюсь, чтобы речь была естественной, плавной».